Мне рассказывал тихий еврей, Павел Ильич Лавут: «Только что вышел я из дверей, вижу — они плывут...» Бегут по Севастополю к дымящим пароходам. За день подмёток стопали, как за год похода. На рейде транспорты и транспорточки, драки, крики, ругня, — бегут белогвардейцы, задрав порточки, — чистая публика и солдатня. Забыли приличие, бросили моду, кто — без юбки, кто — без носков. Бьет мужчина даму в морду, солдат полковника сбивает с мостков. Бегут! Наши наседали, крыли по трапам., отгружался последний ешелон. Хлопнув дверью, сухой, как рапорт, из штаба опустевшего вышел он. Глядя на ноги, шагом резким шел Врангель в черной черкеске. Город бросили. На молу — голо. Лодка шестивесельная стоит у мола. И над белым тленом, как от пули падающий, на оба колена упал главнокомандующий. Трижды землю поцеловавши, трижды город перекрестил. Под пули в лодку прыгнул... — Ваше превосходительство, грести? — — Грести!